13 февраля клуб рассматривал повесть Александра Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Вряд ли литературная Россия имеет более сложное к кому отношение, чем к автору «Архипелага Гулаг». Автора в разные времена именовали светоносцем, спасителем отечественной литературы, пророком и нравственным авторитетом и, в тоже время, - бездарем, литературным власовцем, разрушителем России, лжецом и сумасшедшим. Попытался разобраться в столь сложной палитре отношений и клуб. Начнем издалека…
Не много мировая литература знает примеров, когда профессиональный математик становится профессиональным писателем. Мозг математика предельно рассудочен, четок, алгоритмизирован. Недостаток воображения и живых эмоций компенсируется правильно выстроенной архитектоникой текста, выверенными пропорциями материала, скурпулезным пониманием целей, задач и порядка действий. В клубе прозвучала гипотеза, что появление «Ивана Денисовича» — математически просчитанный, выверенный алгоритм, достигший цели. Солженицын через знакомую семьи передает текст повести Твардовскому – Главреду Нового мира. Ася Берзер, лукаво глядя на своего шефа, комментирует: Обязательно прочитайте, это про мужика, крестьянина в лагере». Знал автор гениального алгоритма на какую наживку ловить Твардовского, рассчитывал и знал, что тот проявит интерес к литературному герою — собрату Василия Теркина. Так оно и вышло. Александра Трифоновича захватывает чтение, он чует родственного ему героя и буквально проглатывает повесть за ночь. К утру Твардовского не узнать: Жива русская литература, припру к стенке Никиту (Н.С.Хрущева), опубликую». Алгоритм Солженицына продолжает действовать. «Мужику» Хрущеву, задумавшему как раз в это время окончательно разобраться со Сталиным, вслух от корки до корки читают повесть про мужика Шухова. Генсеку нравится. «Как здорово, что народ наш не озлобился, пережив ад сталинских лагерей». Нравится Хрущеву, что в повести все весело, игриво, счастливо, что никто не гонит антисоветчину, не ругает власть, что в не простых условиях народ выживает, трудится, не отрывается от коллектива. Алгоритм Солженицына сверхэффективен, ЦК принимает решение публиковать. Интеллигенция в восторге, журнал передают из рук в руки, зачитывают до дыр. Не беда, что Решетовская (жена Солженицына) считает повесть скучной и не интересной, Лев Копелев (друг в то время) воротит нос, называя ее производственной повестью, а В.Катаев и вовсе полагает, что Иван Денисович насквозь фальшив. Но дело в том, что в условиях общего информационного вакуума даже фальшивка может произвести фурор, внести свежесть. Справедливости ради нужно сказать, что в это же время в Новом мире лежат колымские рассказы Шаламова. Страшные, честные и не удобные. Либерал Твардовский категорически против их публикации. А лукавый Иван Денисович c автором всем пришлись впору: светским и литературным властям, интеллигенции… Ну разве не гениальная история восхождения талантливого математика, рвущегося к нобелевке по литературе? Технология в действии.
Сама повесть, считающаяся одной из художественных вершин Солженицына довольно корява по форме и беззуба по содержанию. Автор, не расставаясь в пору создания произведения, со словарем Даля, как ему кажется, обогатил свой труд словами и выражениями типичного мужика. Впрочем, словечки эти собраны из разных областей России и вряд ли бы Шухову – жителю деревни определенной части были бы известны и созвучны. Но это так, придирки. Городская интеллегенция в восторге. С этого произведения и начинается путь Солженицына к Нобелевке. Однако, есть некая закономерность: чем выше популярность автора у фрондирующих интеллигентов и прогрессивного Запада (куда автор правдами и неправдами переправляет результаты своего творчества), тем более очевидно, что сила художественного таланта уступает место идеологической ангажированности текстов, борьбе автора с политическим строем своей родины). Бжезинский, спустя некоторое время после эмиграции Солженицына в США, когда шумиха вокруг нобелевского лауреата затихла, открыто говорит, что тот, увы, был бы значительно более полезен Западу, оставаясь в Союзе. Про Солженицына вскоре забывают. И лишь в постперестроечное время солженицынское знамя вновь реет над Россией. «Великий пророк» на деньги ВВС в личном поезде из трех вагонов (один из которых – вагон-ресторан) едет из Владивостока в Москву. Кстати, в Москве 2042 Владимир Войнович предсказывал появление пророка Сим Симыча Карнавалова (история сбывается)
Книги Солженицына печатаются многотысячными тиражами, либеральная интеллигенция открыто поет ему осанну, однако некоторые из них крайне удивлены: Солженицын-то оказывается переродился и превратился в русского националиста, юдофоба. А плюс к этому, оказывается, что шокирующие цифры репрессированных и расстрелянных в сталинское время, приводимые им в Архипелаге – явная ложь. После расследования группы Земскова это становится совершенно очевидно. Мог ли математик ошибиться более чем в двадцать пять раз, или тут другое? Ответ, увы, не утешителен для автора. Кстати, историк Рой Медведев публично просит извинения у комиссии за свои ошибочные данные, которые взял, опираясь на данные Солженицына. Последний ошибок признавать не привык и хранит молчание. Неожиданно всплывает дело и доносы завербованного НКВД агента Ветрова (Солженицына), вызывают множество вопросов и антисоветская переписка капитана Солженицына с Виткевичем (не мог офицер не знать, что почта подлежит досмотру органов) И оказывается, что человек, претендующий на звание пророка, не выдерживает фактов и критики. Безупречный портрет в значительной степени оказывается мифом. От него отворачиваются даже бывшие адепты, коллеги по цеху: Войнович, Сарнов, Рой Медведев, Бушин. Твардовский горестно переживал до последних своих дней предательство литературного ставленника.
Клуб, увы, сегодня был единодушен. Отдавая должное целеустремленности Солженицына, его работоспособности и несгибаемой твердости, участники встречи все же во многом не приняли «правды пророка». Нельзя безнравственными методами бороться за нравственность, и идти к своей цели любыми путями.
